Андреевский спуск — историческое лицо Киева. Каждый, кто хоть раз, побывал здесь, увез с собой какой-нибудь сувенир. Последние 20 лет Андреевский спуск — канонизированный символ города, улица-музей и достопримечательность, включенная во все путеводители по Украине и Киеву.
Удивительно — чарующая ностальгическая атмосфера передалась от Андреевского и “Музею одной улицы”. В этом небольшом помещении сконцентрирован дух той эпохи, когда Город был прекрасным, Город был счастливым, как писал Михаил Булгаков — символ из символов Киева.
В этом году “Музей одной улицы” отмечает юбилей, странным образом совпавший с юбилеем Независимости. Видимо, как раз тогда пришло его время родиться. Дмитрий Шленский, директор “Музея одной улицы”, заслуженный работник культуры Украины отвечает на наши вопросы.
— Как давно вы переехали в помещение, которое занимаете сейчас?
— Мы сюда переехали на День святого Андрея в 1998 г.
— Это частный музей?
— Нет, общественный. Мы создали общественное объединение, которое так и называется “Музей одной улицы”.
— Вы покупаете экспонаты за свои деньги?
— Да, но постоянно находим и другие пути пополнения экспозиции. Например, активно работаем с родственниками людей, которым посвящены наши выставки. Это намного сложнее, но и возможностей намного больше.
— У вас богатые фонды? Какая часть коллекции выставлена?
— Мы не собираем вещи для того, чтобы они лежали мертвым грузом. У нас около 8 тыс. единиц хранения. Но наиболее интересные экспонаты выставлены. Нередко какая-то вещь дает толчок для организации целой выставки. Так, благодаря визитке Льва Троцкого, купленной на американском аукционе, родился проект “Лев Троцкий. Демон революции”.
Кстати, мы все реже тематически привязываемся непосредственно к Андреевскому спуску. Есть немало личностей, о которых можно рассказать много интересного. О тех же Эрихе Марии Ремарке, Марлен Дитрих, Эдит Пиаф, Эвите Перон.
К 20-летию Независимости Украины планируем выставку посмертных масок выдающихся украинских деятелей. Многие экспонаты для нее уже есть, часть привезем позже.
— Вы сказали, что создавали музей, принципиально отказавшись от советского подхода. О чем идет речь?
— Мы никогда не строим выставки только на основе привезенных вещей. Каждый раз пытаемся связать экспозицию с Киевом или с Украиной, добавляем либо книги, либо открытки, либо костюмы. Что-то, что разбавило бы сухие материалы.
Ведь люди хотят увидеть что-то интересное. Их только документы или копии мало интересуют. Да и те надо умело подать. Я бываю на очень многих киевских выставках и могу сказать, что они не дотягивают до нужного уровня. Даже в Москве не всегда могут интересно показать реликвии.
Недавно я побывал на выставке “Елизавета Петровна и Москва” в Третьяковской галерее. Такая интересная тема и так, мягко говоря, слабо представлена. Ну гравюры, ну портреты, ну какой-то один камзол. А где Москва? Где Елизавета? Где ее окружение? Где в конце концов ее любовь? О любовниках, том же Алексее Разумовском, — нельзя. Это так по-советски.
Мы же всегда считали: чем необычнее выставка, провокационнее, тем интереснее. Поэтому, с точки зрения советского музееведения, то, как сделан “Музей одной улицы”, недопустимо.
— Не секрет, что отечественная музейная отрасль давно нуждается в реформе. И вопрос об этом время от времени поднимается на самых разных уровнях. Вы верите в успех подобных инициатив?
— Нет. До тех пор пока в эту сферу не придет молодежь, которой будет интересно что-то делать, и не пройдут хотя бы 10-15 лет, ничего не изменится. Никакие инициативы, никакие деньги не помогут. Они будут все равно идти мимо кассы. В Европе в музеях работают не засыпающие на ходу бабушки, а молодые люди. Для них это не то что не зазорно — круто!
Я пробовал брать на должности научных сотрудников молодых ребят. Их уровень, что называется, “ниже плинтуса”. Они не понимают, что такое музейная деятельность, зато не забывают поинтересоваться перспективами продвижения. Поэтому напрямую заимствовать практику иностранных музеев нам не стоит, нужно создавать что-то свое.
— Ну что? Приведите пример удачного, на ваш взгляд, музейного менеджмента.
— Я бы не давал советов, к чему и к какому образцу следует стремиться. У нас была замечательная идея создать “Мистецький Арсенал”, этакое подобие Лувра или Эрмитажа. Во что это превратилось? В междусобойчик, куда привозят вещи на продажу. Идея же заключалась в том, чтобы закрепить залы за определенными украинскими музеями, которые были бы заинтересованы в организации передвижных выставок из своих фондов.
Все же знают, что нашим музеям катастрофически не хватает выставочных площадей, в лучшем случае они могут показать 10% своих фондов. Так выделите им помещения в “Арсенале”. Пусть они создадут интересные экспозиции! Тогда не надо будет никого заманивать из-за границы — сами приедут. Ведь мы же едем туда посмотреть что-то новое?
Едем в маленькие музеи, в национальные, в картинные галереи. А что у нас можно посмотреть? Мы хвалим музей Ханенко (Национальный музей искусств им.Богдана и Варвары Ханенко. — Ред.). Что там? Диего Веласкес? Так его подлинность еще до революции вызывала сомнения. А где новые поступления, вновь найденные шедевры? Одни стоны, что нет средств.
Нет государственной политики в музейном деле. И никто этим никогда не занимался. Сейчас все трубят о Евро-2012. Остался год. Вы верите, что, например, Андреевский спуск приведут в порядок за это время? Я — нет. А съездите в музеи в провинцию, посмотрите, что там творится.
— Мы там бываем регулярно.
— Чтобы туда можно было начать возить гостей, надо вложить миллионы. Но проблема в том, что до музея дойдет одна гривня, а миллионы уйдут совсем в другое место.
— Как живут музеи за границей?
— Дело в том, что там иная система. Есть национальные музеи, которые содержатся государством. Доктор Патрик Грин рассказывал, сколько денег государство ежегодно выделяет на содержание Манчестерского музея науки и промышленности. А музей в конце года подает декларацию о том, куда он эти деньги истратил.
Плюс зарабатывает на сувенирной продукции, изготовлении календарей, каталогов, книг. ЮНЕСКО еще в 1948 г., создавая документы, регламентирующие деятельность в музейной сфере, прописала: более чем желательно, чтобы при музеях были открыты кафе и рестораны, которые смогут поддержать их финансово. Причем созданы не кем-то, а самими музеями, чтобы заработанные деньги шли на их развитие.
Прошло более 60 лет, а у нас никто так и не может себе этого позволить. Еще одна многочисленная группа — музеи негосударственные, созданные различными обществами с попечительскими советами. Например, в Лондоне дом-музей Чарльза Диккенса содержит Диккенсовское общество.
Понятно, что заработанных денег хватает не всегда. Тогда общество вкладывает свои средства. Кстати, в 2005 г. у меня родилась идея составить общий список всех украинских музеев и посмотреть, как они живут и как многие из них можно оздоровить.
— Подождите, а что, такого списка нет?
— Он существует только теоретически. Часть музеев — в ведении Министерства культуры, часть — в коммунальной собственности. А сколько их при школах, предприятиях, домах культуры, толком не знает никто. Посещает ли их кто-нибудь и нужны ли они вообще? Что они делают, как работают, как привлекают посетителей?
Как быть с мемориальными музеями, которых тоже множество, и они явно не дотягивают до общепризнанного уровня? Надо составить список всех этих учреждений и посмотреть, что можно сделать: может, часть объединить с библиотеками, а освободившиеся помещения передать в аренду, средства от которой пойдут на развитие музейных комплексов. Но вы можете это представить в нашей стране?
Эти деньги пойдут куда угодно, но только не туда, куда надо. Я не буду уже говорить о киевских музеях, но поверьте, здесь все то же самое. Куда ни придешь, хочется плакать. И люди не понимают, что я это говорю как раз потому, что нужно что-то делать.
— Какую-то очень пессимистичную картину вы нарисовали. Свой-то музей каким видите лет через десять?
— Не знаю, не могу сказать. Дай Бог, чтобы это удержать. Каждый год как последний. Стоишь на бруствере, вокруг свистят пули, а спрятаться нельзя.
— А вы когда все начинали, на что рассчитывали?
— Так кто же знал в 1988 г., что будет такое?! Все же думали, что еще немного — и наступит всеобщее счастье. В 1988 г. молодежное объединение “Мастер”, организованное при Киевском обществе книголюбов, собравшее 60-70 молодых людей, задалось целью открыть в Киеве музей Михаила Булгакова.
И первые выставки, организованные нами в доме №13 на Андреевском спуске, фактически были инициативой по созданию музея. Если бы мы тогда были умнее, то сейчас это был бы музей, достойный Булгакова, а не тот склеп, который мы видим. Я был против того, чтобы это делалось так. Какие бабушки?! Какие тапочки?! Все должно было гореть, сверкать! Помню, последние экскурсии у нас заканчивались в полвторого ночи. К нам стояли очереди. Булгаков тогда был особенно востребован. Ладно… Это больная для меня тема. Слава Богу, что есть хоть такой музей. В Москве и того нет.
Я когда попал в квартиру №50 (Государственный музей им.М.А.Булгакова в Москве, открытый на ул.Большая Садовая, 10 в квартире, описанной в романе “Мастер и Маргарита”), пришел в ужас.
Как при московских возможностях, когда живы племянницы Михаила Афанасьевича, внук Елены Сергеевны Булгаковой, живы люди, которые были вхожи в семью, — я их всех прекрасно знал и знаю, что у них есть, — и создать такой музей! Там же ничего нет!
— Кому принадлежала идея создать экспозицию “Музея одной улицы”? И почему именно Андреевского спуска?
— В конце лета 1990 г. в нашем коллективе, который насчитывал тогда 15 человек, появилась задумка сделать выставку, посвященную жителям Андреевского спуска. Ведь что было известно об этой улице? Что ее прославил Булгаков своим романом, что где-то жил писатель Григор Тютюнник, что на ней стоит Андреевская церковь — и все. Больше об Андреевском никто ничего не знал.
Кто-то из нас отправился в архив, кто-то прошелся по самой улице, тогда еще жилой и живой. Мы еще застали людей, живших там с 1910-х годов. Они отдавали нам фотографии, документы, какие-то вещи просто так. Подвальчик в доме №22-б мы получили только весной 1991 г.
Так потихоньку и собиралось то, что сейчас является основой коллекции. А затем началась каторжная работа по созданию самого музея. Спокойно вздохнуть мне удалось только спустя 10 лет. Правильно говорят: должно пройти 10 лет, чтобы тебя узнали и оценили.
Я считаю, что мы создали очень неплохой музей. Я был польщен, когда в европейских путеводителях и в московской “Афише”, посвященной Киеву, прочел, что “Музей одной улицы” — лучший музей города.
— Но чей-то опыт все же служил ориентиром?
— Ничей и никогда. Делали музей так, как мы его себе представляли. Спустя время, конечно, приходило понимание, как нужно делать и что не так. Мы много ездили в 1990-е годы, в ту же Москву, где определенные попытки сделать что-то предпринимались всегда.
Правда, и там это закончилось быстро, поэтому мы двигались дальше самостоятельно. И когда в Киев приехал глава Европейского музейного форума, директор Манчестерского музея науки и промышленности доктор Патрик Грин (в 2002 г. “Музей одной улицы” принял участие в ежегодном конкурсе на звание лучшего музея года), он был поражен, что на такой маленькой музейной территории нам удалось собрать такую насыщенную, интересную экспозицию.
— У вас самого есть коллекция чего-нибудь?
— Нет, я для себя ничего не собираю. Даже старинные вещи, семейные реликвии уже давно в нашем музее.
— Кроме “Музея одной улицы” вы еще чем-то занимаетесь?
— Нет. Это мой интерес, моя работа, моя жизнь. Я себя не представляю без этого. Даже отдых — это продолжение работы. Неинтересно ведь поехать куда-то и ничего не привезти для музея. Я бы очень хотел, чтобы так работали все.
Многие, после того как познакомились с работой “Музея одной улицы”, стали его копировать. Я действительно рад, что нам удалось подвигнуть людей сделать что-то необычное для общего дела.