Сестры Леся и Галина Тельнюк живут с семьями в одном доме и имеют одну кошку на две семьи. В пятом классе нас показали первый раз по телевизору. Мы смешные были: подростки покрученные, длинноногие, руки до колен. Какая я тогда могла быть: тонкая, кривоногая, с носом длинным - и при этом хулиганские печальные глаза. Мы с Лесей залились слезами у телевизора, какие мы уродки.
Позвонили отцу в Союз писателей: "Для чего вы родили таких уродов"? Отец слушал-слушал. Сказал: "Тьфу, вы - дуры", - и положил трубку.
Я защищала Лесю в школе, потому что она постоянно имела конфликты. Разные завистливые девицы обзывали ее Моцартом. Она была тонкая и высокая, а они - малые, толстые и бесперспективные тетки.
Дети из нашего двора все были детьми вчерашней лимиты.
В основном их родители работали на заводах Петровского и Королева. Бестолковые детки бестолковых родителей, которые считали, что они уже киевляне и умеют "гаварить на русском языке". Они слышали, как очень красиво нас мама звала из балкона: "Галю, Лесю"! И дразнили нас - что разговариваем на жлобском языке. Они знали слово «быдло» и им пользовались. Мы огрызались. Кто-то первый бросил камень, поднялась драка кулаками, камнями. Мне разбили голову, Леси палец сломали.
Сестра была вундеркинд. Читала с фонариком под одеялом по ночам. Она первая прочитала отчий роман "Играет синее море" - в 13 лет. Меня литература не интересовала, я с 5 лет с папой играла в шахматы. Он решил, что творчеством будет заниматься Леся, а я - точными науками. Он играл за разных шахматистов мировых, а я преимущественно за украинских. У нас была турнирная таблица. Мне важно было повесить на таблице украинскую фамилию: что победила гроссмейстер Галина Тельнюк. Мы симпатизировали Ноне Гаприндашвили и Майе Чибурданидзе, потому что они были не россиянками, и уже в этом был их большой плюс.
Свою школу № 102 до сих пор ненавижу. Весь преподавательский состав - как будто тюремщики были. Мы конфликтовали со всеми учителями, в кого не плюнь. Учительница русского языка могла сказать: "Так она еще и поэт"! Нас переводили в тотальные троюшницы, говорили, что наше будущее - ПТУ.
Родители взяли в аренду одно фортепиано, а когда купили второе - срок аренды первого еще не закончился. Так у нас стояли два инструмента в маленькой квартирке возле метро "Политехнический институт", где комнаты по 7 метров. Мы с Лесей бренчали с утра до ночи. Родителей утром отправляли на работу, а сами с портфельчиками возвращались домой. Делали чаек, и из нас просто перло. Когда звонили из школы, Леся отвечала: "Ало, Моцарт слушает".
Приходил снизу сосед: мы его замучили до смерти. Он преподавал физкультуру в консерватории. Говорил родителям: "Так издеваются надо мной ваши девушки: играют из утра до ночи. Понимаю, дети занимаются музыкой, но не 12 часов в сутки". Приносил нам войлочные прокладки под рояль, чтобы тише звучал инструмент, потому что мы звуки разные пробовали - наклеивали на молоточки кнопки, чтобы звенело. Как-то пришел: "Я договорился в консерватории о классе. Можете ездить туда и там это делать".
Отец был в опале. Его практически не печатали. Раз добрая знакомая позвала его на телеэфир года 1973-го, в редакцию научных и учебных программ - кажется, называлась "На помощь школе". После этого его уволили.
У папы открылась язва желудка, которую он имел еще с молодых лет. 1986-го осенью чуть не умер от нее. А первый инфаркт случился за четыре года до этого в Кишиневе. Из больницы написал письмо, над которым я долго рыдала.
Нас предупредили, что дома телефон прослушивается. 10-летняя Леся могла запросто подружке по телефону сказать, что Брежнев - подонок.
Мы никогда не любили одного парня. Мне не нравятся интересные, языкастые, остроумные. У скрипача Василия Попадюка, который сейчас живет в Канаде, я влюблена. Вот он настоящий сердцеед - не прилагая никаких усилий. Есть такой тип мужчин, о которых говорят: "Я бы с ним упала в рожь и потеряла голову". Когда встретила своего мужчину Назара Стригуна, меня перестали мучать тайные влюбленности. Мы с ним люди одного поля, хотя из разных мегаполисов: он из Львова, я - из Киева.
Есть женщины, которые правильно принимают сигнал, реагируют и решают свою судьбу. Леся именно такая. С мужем они поженились студентами и живут поныне. Я замужем в четвертый раз. Официальных у меня было три брака.
Мы забавляли детей друг друга. Они росли вместе - Лесин сын и моя дочка. Оля темненькая с карими глазами, Остап - блондин с огромными синими глазами и безумным хулиганским смехом. Очень любили на велосипеде ездить по дому. Им сейчас по 28. Моему второму сыну Роману - 16.
До того как съехались и зажили в одном доме, у нас была старая квартира на Тарасовской с большими комнатами, где проживали тоже все вместе. Когда случайно нашли дом за километр от Киева по Одесской трассе - купили его двумя семьями. Живем на разных этажах. Я на третьем, Леся - на втором.
Ни одной подружки не может быть между мной и сестрой.
Не могу с кем-то дружить отдельно от нее.
Леся - жаворонок, не любит "Ночные посиделки". Я вообще - непонятного подобия животное, потому, что могу вырубиться днем, потом не спать ночь. У меня нет системы. А Леся - правильный человек.
Пишу стихи и сценарии. Не выдаю. Ненавижу редко выдающихся маленьких полупрофессиональных девочек, они меня ужасно бесят. Если бы я издавала книгу ради книги, у меня уже были бы два тома. Не хочу этого делать, потому что не чувствую себя профессионалом в этой сфере.
У Леси есть целая библиотека рисования разного. В Нью-Йорке она могла в Metropolitan пойти в девять утра и в момент закрытия оттуда выйти. Даже кулинарные кушанья для нее - это как Ван Гог, Ренуар и Сезанн.
С каждой страны привозим кулинарные тайны. Очень серьезно подходим к приготовлению суши, знаем разные вариации: какие японского происхождения, какие нью-йоркские, которые, - калифорнийские. Раз для друзей из Канады сделали шесть видов суши. В Милорада Павлина я слизала шикарный фасолевый сюжет. Чисто сербский: в черном чае замачивают фасоль с мятой, добавляют мед, потом - копчености разные, ребрышка.
Леси присущие небесные цвета - голубой, розовый, фиолетовый. У меня цвета те, из которых состоит человеческое тело. Черный, красный, желтый и белый - крови, желчи и слизи.
Как-то нашли книгу с дубильными стихами о Ленине, стали перед зеркалом и глупыми голосами начали петь на них песни: "В народе говорят - Ленин отец наш. Эти слова нам светят, как алмаз. В народе говорят - рано он погас". Это были наши первые панковские попытки.
Попробовала покурить у лет 16. Нас с Галей подружка провела во двор музыкальной школы: "Девушки, давайте научу". Мы пошли на стадион, сели там и скурили свои первые сигаретки.
Из образа гадких утенков вышли резко, в 17 лет уже стали хорошими. Я начала носить распущенные волосы. Обрезала челку и была вся воздушно-летяща рокерша. Меня останавливали на улице и говорили: "Девушка, вы очень похожи на Аллу Пугачеву". Я не воспринимала это как комплимент. Хотя я была больше на Кена Генсли похожа. Худая, высокая, с пышными волосами.
Как-то за нас вступился Андрей Середа на гастролях в Ивано-Франковске во время первой "Красной руты". Ребята кавказской национальности начали приставать в вестибюле гостиницы. Отняли меня от Гали, и я оказалась с ними в лифте. Галя позвала на помощь. Середа с ребятами побежали за лифтом лестницей. Своими тяжелыми шагами, в берцах - они были только что после концерта, в черном все, с крестами, с выбритыми головами. Середа еще и актер профессиональный. Ему даже не надо было их бить. Они так наложили в штаны, что начали убегать вниз по лестнице. Середа их догнал. Затер в угол, стал над ними: "Как вы посмели? На колени перед ней"! Они начали опускаться на колени. Наиболее интересно, что несколько лет назад, когда мы на концерте спросили Андрея, помнит ли эту историю, он даже не вспомнил.
Мой сын - закрыт, темы любви никогда со мной не обсуждает. Когда перехожу предел, говорит "мама" таким голосом, что я все понимаю. Всегда за советом на эту тему шел к Гале.
С простыми кушаньями не надо долго морочиться. Если есть качественный кусок мяса, немножко полить его вином, туда оливковое масло, каких-то дать специй, лука - и оно само себя приготовит так, что пальчики оближешь.
Литературу и поэзию хуже Гали знаю. Она, как исследователь, бреде в джунглях литературных не вслепую. Знает, что от чего происходит, где продолжение, где начало.
У нас с сестрой намешано и холеричности, и меланхолии, но Галя - холеричнее. Она знак воздуха - Близнецы. Я - Рыба, я более тихая. Порой и ссорились. Но точно не через место на кухне.