Имя скульптора Алексея Владимирова хорошо известно как в Украине, так и за ее пределами. У него за плечами много международных и персональных выставок.
По мнению американской критики, работы Алексея Владимирова, которые были представленные на персональной выставке в Калифорнии еще в 2000 году, определили «новую эру скульптуры».
Его произведения хранятся почти в 20 галереях и музеях Украины, среди них - Национальный музей украинского искусства, Киевский музей русского искусства, Национальный музей истории Украины, а также в частных коллекциях в Австрии, Англии, Италии, Германии, Нидерландах, Франции, Швеции, Канаде и США.
Культ работы с камнем лежит в ростке духовного возрождения нашего общества. В социальной среде художник должен помочь людям найти радость познания красоты и гармонии мира. И хоть бы как затирали понятие «человеческого счастья», мечта о нем проходит красной нитью через все цивилизации и не угасает в душе каждого отдельного человека.
Алексей Владимиров хочет счастья для всех. В его образах содержится большая внутренняя сила.
Для Владимирова миростроительная основа - камень (даже если он серый).
Идея, спрятанная в пластичной массе, которая словно стремится вырваться наружу, обнаруживает себя в контрасте внешней статики и внутренней динамики. Содержание замысла сдерживается хрупкой оболочкой формы, пульсирует, словно вот-вот разорвет упругий объем.
В чем же сердцевинная суть произведений Алексея Владимирова? Да, он на высоте современных достижений формы, ребенок нашего времени. Но главнее всего в том, что, вооруженный серьезным академическим образованием, историческим опытом, пройдя километры модерновых поисков, он проник в глубины традиции: его произведения посылают вибрации наших предков - древних славян, скифов, византийцев, античных греков, корни которых плотно сплелись. Зрителя пронимает на генном уровне: это мое!
Содержательно произведения весьма разные, об этом можно судить даже из названий: "Материнство", "Вознесение", "Жрица Аркада", "Страсть Андрогина" "Тропою забытых богинь", "Полынный вестник", "Торс Нью-неолит", "Первая любовь", "Редкая птица" (памяти М.Гоголя), "Последняя заповедь", "Покровительство Богородицы", "Святое семейство", "Цвел сакуры" "Алтарь Безмолвия", "Petra Genitrix", (Рождена из камня") и все они в первую очередь сосредоточение красоты. Ни одного диссонанса.
Владимиров, не ведая сладкого спокойствия и беззаботной радости, передает ощущение Времени. Его необратимости. Все на полутонах, нюансах. Работы нуждаются созерцания, прислушивания, выслушивания.
Нет драмы без гармонии. И наоборот.
Каждая скульптура Владимирова - это, по существу, маленькая новелла, притча, миф, что предельно сконцентрировала в себе чувство и мнение их творца.
В его мастерской на Печерске, на уютной улочке с символическим названием Перспективная чувствуешь себя как в театре скульптуры. Они поливариантные и дают возможность сыграть огромное количество мизансцен, которые складываются в своеобразные и ни на что не похожие спектакли. Здесь главное - пластика движения и жесты, силуэт, игра настроений; небольшое усилие - и все оживает.
Алексей Владимиров является также мастером из создания призов: Международного фестиваля парикмахерского искусства "Мир красоты", фестиваля Высокой Моды "Лестница к Небу", которая была вручена патриархам высокой моды Герцу Мелену, Михаилу Воронину, Пьеру Кардену.
Красота несется к красоте.
– Алексею, вам есть что сравнивать: советский период жизни, зловещие девяностые годы, два десятилетия независимой Украины... Что изменилось в вашем творческом самочувствии? Какие есть плюсы и минусы?
– Начнем с того, что скульптура - это вид искусства, которое в отношении жизни человека, да и человечества, вечное. Оно не актуально, в том понимании, что не позволяет создавать что-то на минуту дня. Тем и прекрасное.
Конечно, в девяностые годы всем было очень трудно, однако, я работал, не обращая внимания на социально-политическое безумие. В двухтысячном году был приглашен в США, начался взлет, - опыт, который я накопил, выстрелил.
Безусловно, я реагирую на потрясение в обществе, действительность влияет на настроение. Мы дискутируем. Переживаем внутренний кризис в стране. В нутрии меня происходит переоценка перспективы. Однако, надо жить и работать. Искусство скульптуры меня уравновешивает, ориентирует на вечность, поэтому я хочу не корыта, а неба.
– Вы разделяете мысль, что художник должен быть голодным?
– Не разделяю. Другое дело, что он не должен быть богатым. Художник - это состояние души. Если человек создает, он все равно стоит немножко выше материального, не занимается быстротечными темами, погруженными в социальные потрясения. Он живет в совсем другом мире, понимаете, это человек из другого мира, он просто сегодня присутствует, наблюдает и создает красоту.
В скульптуре - именно так, это не графика, не литература, не театр и не кинематограф, которые все чаще пускаются в чернуху.
Я же с небесным настроением готовлю свой очередной большой проект - выставку из пятидесяти мраморных работ.
– Тем временем молодые скульпторы держат нос по ветру, хорошо чувствуют конъюнктуру: придумывают скульптуры с подсветкой, или же такие которые шатаются, поворачиваются, взаимодействуют с водой. На такие игрушки хорошо клюет непритязательный обыватель. Неужели вы не поддаетесь модным веяниям? В чем вы все-таки изменяетесь?
– Я думаю, мои внутренние изменения идут в глубину, а не выплескиваются во внешние привлекательности. Вообще искусство развивается в глубину. Гоняться в скульптуре за эффектами, в том числе техническими, это смешно. Молодежь хочет оригинальничать, но, по моему мнению, чем более глубокое творческое состояние автора, тем проще скульптура, тем более выразительная и более значимая.
Я развиваюсь, разрабатывая несколько направлений. Хочу опять взяться за что-то неизведанное. Понимаете, каждый художник ищет новую оригинальную личностную форму выражения состояний души. Поэтому для меня важнее - глубина содержания.
– Какие вы разрабатывали направления?
– Например, в бронзе создавал красноречивые декоративные полированные ходы, от которых потом отказался. Разрабатывал экспрессивные направления (например, рваную форму), опираясь на достижение начала XX- го века. Тоже отказался. Потом нащупал более понятные, лаконичные формы, которые помогают выразить мои настроения, мысли, образы. Я прихожу даже к определенной знаковости в композициях. В камне сейчас разрабатываю два направления, которые идут от очень глубокой традиции.
Понимаете, все, что не идет от традиции, это поверхностные, конъюнктурные вещи. Меня конъюнктура никак не интересует, поэтому не подстраиваюсь под заказчика, не буду подрисовывать, так сказать, глаза. В последнее время я крайне редко работаю на заказ, а делаю то, что хочу. Для души. Хотя, конечно, для особенно настойчивых ценителей я произвожу определенную работу.
– Если, в целом, вы отказываетесь от заказов, то что тогда кормит скульптора?
– Я уже в том возрасте и статусе, когда ценитель приходит ко мне и выбирает с того, что есть. Я живу за счет сугубо авторских работ, это идеальная ситуация. Последние годы для меня очень удачные.
– То есть вы работаете для души. А люди приходят к вам в мастерскую и покупают по принципу «это мне нравится».
– Да, нравится - приобрел. Их приводят знакомые, специалисты, сами напрашиваются, потому что слышали обо мне. Сегодня у меня, повторю, и идеальная ситуация, которой добивается любой художник. Мои знакомые художники часто спрашивают меня о том как лучше продавать свои работы, и стать известным. Но не всем везет. Это очень сложно. Я себя никогда не разменивал, работал и жил как художник, а не делец. В настоящее время многие мои клиенты, друзья-коллеги говорят: «Ты уже можешь отдыхать, пожинать лавры, имя на тебя работает. Зачем тебе напрягаться». Я искренне отвечаю: «Я еще не сделал свою главную работу».
– У нашего прагматичного читателя наверное возникнет вопрос о стоимости скульптур.
– На сегодня моя скульптура стоит дорого. Директор «Художественного арсенала» Наталья Заболотная (тогда она еще была директором Украинского Дома) во время выставки, например, озвучила такое: «Стоимость выставленных работ Владимирова от 50 тысяч условных единиц и выше».
Но это не значит, что пришли ценители и быстро купили. Просто у каждого художника реально ценовое реноме, хотя цена тоже в определенной степени пиар, который помогает художнику выживать. Но не всегда, как говорят, целует счастье, поэтому не надо думать, что художники богатые люди. Как-то ко мне пришел клиент, я назвал цену. «Ой, - говорит, - вы так дорого продаетесь. Вы богач». Он не понимает, что скульптор может полгода сосать локоть (я уже не говорю о стоимости, скажем, мрамора, инструментов и таланта мастера). Искусство - это не первый предмет необходимости, произведения способны приобрести состоятельные люди, но не все из них любят искусство, только единицы.
В последнее время я не выставляю работы на продажу в галереях. Разве что сотрудничаю только с молодой столичной галереей «Боттега», там нет космических накруток. Галереи преимущественно выполняют функцию магазинов. Какой мне смысл носить работы туда на продажу, я уже сам с усами.
– Кто тогда определяет ваш рейтинг?
– Вероятно сами работы. В галереях цены всем известные, и часто они искусственные. Почему на художника там растет цена? Многие делают так пиар, поднимая таким способом свой рейтинг.
Сейчас появилось много рейтинговых журналов. Один живописец показал мне московское издание, где его фамилия стоит выше Айвазовского. Я сказал: «Если ты так высоко стоишь в этом списке, то почему твои работы не покупаются? Почему они в мастерской»? Понимаете, можно договориться, заплатить и тебя поставят выше Микеланджело. Но сколько осла конем не называй, он от этого конем не станет. Поэтому я к рейтингам отношусь по философски, никогда никуда не ходил и не платил, чтобы где-то уставили мое имя.
В окончательном итоге о тебе скажут ни рейтинги и пиары, а твои произведения. Главнее всего - творчество, остальные - пена, поэтому я занимаюсь скульптурой честно, от души. Мастерская - мой дом родной, без нее мне трудно прожить даже один день.
– Кто-то говорит, что вы входите в десятку лучших скульпторов Украины, кто-то - в пятерку, кто-то - в тройку. А с вашей точки зрения, кто входит в тройку или пятерку лучших? Я понимаю провокативность вопроса, и все же у каждого есть своя иерархия, свой хит-парад.
– Я рейтинги не складываю и оценок не выставляю. Есть мое личное субъективное мнение. Я общаюсь с людьми, которые действительно занимаются творчеством, а не штукарством. С уважением отношусь к Юлию Сенкевичу, который в настоящее время еще не оценен. Николай Билык - хороший скульптор, активный человек. Леонид Козлов восхищает. Чудесно работает по камню Владимир Протас. Поражает львовянин Василий Ярич (автор памятника Данилы Галицкой), он уникален своими трактовками формы, не похожий на кого-либо. Во Львове также работает хороший скульптор Олег Капустяк. Киевлянин Олег Радзевич оригинально работает в металопластике, у него скромные, но очень интересные работы.
А еще Василий Корчовый, Петр Глемязь, Александр Дьяченко.
– Вообще-то, что теперь происходит с искусством скульптуры: упадок, депрессия, поднесение, расцвет?
– Только не упадок и не депрессия! Невзирая на все негативы и неурядицы наше время безумно интересное. И поэтому я не могу сказать, что наше искусство пошло вниз. Просто бывают периоды, когда чего-то больше, чего-то меньше. Но хорошее всегда остается, не было такого в истории, чтобы ничего не было достойного, позитивного. Нынешние художники тоже создают образцы полета человеческого духа. Я в целом оптимист-реалист. Все станет на свои места. Наш народ и не такое «проходил». У Украины мощный потенциал, особенно в искусстве. У нас чудесная школа. Я много ездил по миру, посещал галереи и сразу видел: «О, это наша школа! Мой земляк»! Наша школа лучше, потому что мы хорошо подготовлены - умеем рисовать, изучали классическую, академическую грамоту. А на Западе это все затеряно. Вот, например, французы рисовать не умеют, ну то как они могут даже формально выразиться, если не знают «нотную» грамоту. Слава богу, мы не потеряли традиций, у нас хорошая перспектива, ситуация в нашем искусстве значительно лучше, чем в Европе, тем более в Америке, которая вообще не имеет школы.
Вероятно, поэтому иностранцы так охотно покупают наши работы. Дипломаты не забывают дорогу к моей мастерской, рекламируют меня среди своих друзей-коллекционеров. Но на этом фоне возникают и болезненные мысли. Я очень хочу, чтобы на государственном уровне вернулись к той системе, когда квалифицированные специалисты министерства культуры на выставках отбирали и покупали произведения для наших музеев. Об этом я говорю не по конъюнктурным соображениям, это крик души. Речь о национальном приобретении, которое вывозится и становится приобретением других стран.
– Какой ваш любимый материал?
– Люблю работать с твердым деревом, гранитом, другими камнями. Но отдаю преимущество мрамору.
– Объясните почему?
– Греки недаром считали, что нет для скульптуры более благородного камня, чем мрамор (из греческой - «сияющий»). Он дает возможность мастеру поиграть формой, светотенью, структурой. Рисунок определяется не только строением мрамора, но и направлением распиловки камня. Цвет и рисунок « проявляет» полирование.
– А где вы берете мрамор?
– Недавно мне, например, привезли 24 тонны индийского мрамора. Правда, больше половины уже использовал.
– Прямо из Индии привезли?
– Да, я специально заказывал морской контейнер. Сначала увидел этот мрамор на фотографиях. Теперь я - эксклюзивный владелец индийского мрамора, думаю, в Украине вряд ли кто-то еще использует им для творчества.
– А сколько стоили эти 24 тонны?
– Оставим вопрос без объяснений. Это была эпопея, семь месяцев везли, я уже думал, не дождусь. Этим занималась украинская фирма, которая доставляет из Индии изделия из камня, я был первым, кто заказал мрамор. Мне сделали скидки, потом сказали: «Алексей, тебе повезло. Теперь цена будет намного выше».
– А какой еще мрамор попадал вам в руки?
– Нет, по-видимому, такого, с которым бы я не работал. Перепробовал все виды, которые добывали в карьерах Советского Союза, только на Урале более 20 месторождений. С греческим мрамором работал. В настоящее время с Турции, Италии везут.
– А со знаменитым карраским мрамором работали?
– Да, был такой самый знаменитый карьер «Микеланджело статуарен». Но сейчас этого мрамора практически нет. Есть «Карара бьянка», другие. Но это уже не статуарный мрамор, более декоративный, у него другие нюансирования.
– А чем мрамор отличается?
– По цвету, плотности, фактуре, зернистости, много отличий. По прозрачности и свечению, - например, хороший греческий мрамор просвечивается до трех сантиметров.
– А каких цветов бывает мрамор? Я сразу вспоминаю телесного цвета скульптуры античных греков или Микеланджело.
– В действительности есть любых цветов и оттенков. Мне, например, привезли из Индии коричнево-красный мрамор, оттенки - от фиолетового к совсем холодным тонам.
Бывает желтый, розово-красный, тонкозернистый белый с красно-зелеными прожилками, сиренево-розовый. В Красноярском крае Кибик-Кордонске месторождение дает больше двадцать разновидностей белого, кремового, бледно-розового, оранжевого, желтого и зеленовато-серого мрамора! Есть черный мрамор невероятных оттенков. Ряд станций киевского метро оформлен кубинским мрамором: от нежно-зеленого до зелено-черного.
Я применяю естественный цвет, чтобы выразить определенную идею. Древние греки, кстати, раскрашивали скульптуры разными красителями. Это к нам они дошли белыми. По моему мнению, скульптура должна быть преимущественно моноцветной. Когда в ней присутствует яркий цвет, исчезает главное - глубина, состояние-настроение. Декоративность рассеивает внимание. Я для конкретных композиций подыскиваю мрамор теплых или холодных цветов. Если же работаю с гранитом, то выбираю с фактурами под полирование. Все зависит от задания, которое стоит перед художником.
– Ваша мастерская напоминает музей анатомии. Что бы вы ответили, например, школьнику (особенно из провинции, где галерей - кот наплакал) на вопрос: «А о чем ваши скульптуры»?
– Это главный вопрос, который всегда задают. Но я считаю, что рассматривать скульптуру надо не с точки зрения «о чем это». Начинать надо из любования. Посмотри и попробуй почувствовать: есть ли там музыка.
Сначала выключите мозг, он вам мешает. Активизируйте внутренние сенсоры души. И только потом анализируйте. Детей так надо учить. У японцев есть огромный опыт эстетического воспитания, в частности, уроки любования месяцем, горой Фудзи, цветущей сакурой. Не надо спешить препарировать «о чем это». Содержание выплывет само. Если в нем есть любовь, гармония, божеское, а не сатанинское.
Я, безусловно, делаю композиции с содержанием. Но начинать надо не из искусствоведческого анализа, а из чувственного визуального восприятия.
Скорее за все я хочу выразить себя. А темы, наверное, вечные, общечеловеческие, я просто их раскрываю в современной форме - все проявления жизни, в первую очередь любовь. Воспеваю женское тело. Я ничего не довожу, просто пытаюсь показать какую-то новую грань человека. Я считаю, что искусство имеет в себе строительное начало, сердцевина - это создание через прекрасное. Я противник концептуальных теорий и течений, для меня это чужое. Я - художник, должен идти через фигуру, через человека, а не через какие-то вызывающе формальные абстрактные приемы или предметы, что вне человека не существуют вообще.
– То есть Вы тяготеете к фигуративности и реализму?
– Да, я занимаюсь фигуративной скульптурой. А насколько это реализм... Я доныне не определил напрямую, в чем работаю, это очень трудно сделать. Каждый художник ищет исключительно свою форму. Я убежден: нельзя развивать внешнюю сторону искусства, оно развивается из глубины и в глубину. Немало художников, которые сосредоточены на поиске внешней формы, выкрикивают: «О, я нашел новое»! Глупости. Только через внутреннее состояние, через внутреннюю правду можно найти новое. Если художник искренен, если влечение к поиску у него идет из души, тогда выходит все: и форма, и пластичное выражение, и решение творческих заданий. Искусство влияет на человека через чувство, через прекрасное, поэтому воспитывает вкус человека, его душа, а не ум. Ум — это холодное состояние, ум оперирует впечатлениями, а впечатления возникают и от созерцания помойки, пьяных дебошей, и от цветущего сада, картин Рембрандта, оперы Чайковского. Продолжение следует.