
Скандальный режиссер Павел Бардин, автор фильма “Россия 88”, на трансляцию которого в зрительный зал приходило ФСБ с просьбой прекратить показ, посетил Украину и поделился своим виденьем развития современного кино.
Так что второй фильм Павла Бардина, криминальная комедия с элементами абсурда “Гоп-стоп”, снова оказался в центре внимания. Но в этот раз придраться к чему-то, тем более обвинить режиссера в экстремизме, оказалось невозможно.
Несмотря на снова-таки острую социальную подоплеку, картина получилась ироничная, этакая сказка о русском гопнике. Съемочной группе удалось по-доброму похулиганить. Кстати, созданию эффекта сказочности здорово поспособствовал закадровый текст в стиле русских народных былин.
Его прочитал отец режиссера — Гарри Бардин, советский мультипликатор, автор легендарных “Летучего корабля”, пластилиновых “Брэка”, “Серого волка энд Красной Шапочки” и др.
— Можно пожать руку сыну человека, который создал “Летучий корабль”? Это мой любимый мультфильм. А вам какие нравятся?
— Все анимационные фильмы отца люблю. Но сейчас смотрю мультфильмы в компании своих детей. И это в основном западная продукция.
— Почему у вас не сложилось с мультипликацией? Наверняка в детстве бывали у отца на “Союзмультфильме”.
— Бывал, но я просто не тот человек, который нужен производству мультфильмов. Для этого следует быть более педантичным и усидчивым. Съемка нескольких минут фильма может занять целый день, но в анимации один день работы — это несколько секунд мультфильма. А для одной секунды порой нужно отснять сотни кадров. Например, свой полнометражный мультфильм “Гадкий утенок” отец снимал шесть лет.
Да папа никогда и не тянул меня в мультипликацию, не предлагал поучаствовать в творческом процессе. Я еще в школе понял, что я — гуманитарий. Хотя математику очень уважаю. У меня в семье много физиков — дед, мама, брат. Я уважаю их труд. У меня дед по маминой линии был одним из разработчиков первой советской атомной бомбы — работал под прямым началом Игоря Курчатова и занимался автоматикой для бомбы.
Знаю, что у деда был парадоксальный ум, он часто принимал нестандартные решения. Курчатов его очень уважал. Когда испытания прошли успешно, деда выслали в Норильск. К счастью, если можно так выразиться, он тяжело заболел, и бабушке разрешили его забрать из Норильска. Пришлось все начинать фактически с нуля. Он стал заниматься не ядерной физикой, а фотоникой (наука, изучающая излучение. — Ред.).
— Герой романа “Колыбель для кошки” Курта Воннегута задает один вопрос всем родственникам создателя американской атомной бомбы: что он делал, когда бомбы скинули на Хиросиму и Нагасаки? Интересно, что делал ваш дед?
— Советская атомная бомба на боевом дежурстве не была. И что делал дед, не знаю. Самому стало интересно. Спрошу у бабушки обязательно. Она хранительница памяти о деде. У Воннегута это вопрос, скорее, философский: отвечают ли ученые за свои изобретения. Я считаю, что ответственны те люди, в руки которых попадают эти разработки. Ученого должна вести идея.
— А режиссер тоже прежде всего должен думать об идее?
— В какой-то степени, да. Я не сторонник написания сценариев в стол. Любые идеи должны быть реализованы. Но не всегда есть возможность, в том числе материальная, их воплотить.
— А затем и продать. Картин, подобных вашим, остросоциальных, наверное, это касается в первую очередь.
— Скажу больше: их просто невозможно продать. Почему-то считается неэстетичным помещать героя в реалистичные ситуации. Но и социальное кино необязательно должно быть жестким и выпуклым. Я очень люблю, например, “Завтрак у Тиффани” (картина 1961 г., снятая Блэйком Эдвардсом, с участием Одри Хепберн. — Ред.). Для меня это прежде всего история любви. Хотя картина поднимает конкретную социальную проблему — жизнь содержанки.
— Может, если не продается, это значит, что зритель не готов смотреть такие фильмы?
— То, что любят люди, выяснить достаточно сложно. Надо для начала провести эксперимент: показать им разные фильмы, и социальные в том числе. И потом проанализировать статистику посещений. А то все любят на эту тему рассуждать гипотетически. И как раз у тех, кто занимается куплей-продажей кинокартин, мнение о том, что любит современный зритель, сложилось на основе часто сомнительных исследований. Иногда все их выводы базируются на собственном ощущении, продюсерском вкусе.
Как мне кажется, зрители смотрели бы абсолютно разное кино, а не только мейнстрим. Яснее представление о спросе сложилось бы, если бы все картины были в равных конкурентных условиях при прокате. Многие кинотеатры отказываются от острых социальных фильмов, говоря, что это “неформат”.
— Насколько сложно найти инвестора для подобного кинопроекта?
— Государственные бюджеты получают определенные авторы. Министерство культуры на социальное кино выделяет какие-то небольшие деньги. Есть фонд соцподдержки кино. Но все такие проекты финансируются по остаточному принципу. К тому же непрозрачны критерии отбора картин. А еще многие чиновники, с которыми я общался, считают, что остросоциальные фильмы вредны. Мне один госслужащий прямо сказал, что “Россия 88” — вредное кино. Я же думаю как раз наоборот.
— Еще бы. Ведь вы показали всю подноготную неонацистского движения, организованного при содействии государства, что не является большой тайной.
— Попробуйте найти социальную проблему, в которой государство не играло бы определенную, в том числе незавидную, роль. Тогда возникает логичный риторический вопрос: зачем выделять госбюджеты на такое кино?
— Может, лучше искать частных инвесторов?
— Хочу, чтобы после запущенного проекта появлялись оборотные средства для нового. Тогда не нужны будут сторонние инвесторы. Пока так не получается. Вообще, у меня мечта есть — сделать народное кино. Чтобы каждый участник вкладывал деньги в кинопроизводство и потом получал прибыль от проката в зависимости от размера вложений.
Например, бюджет “России 88” был $86 тыс. Из них $35 тыс. — мои деньги, заработанные на телевизионном проекте. Я продал квартиру, влез в долги, занял у друзей, знакомых. Но все равно на постпродакшн не хватило. Поэтому мы были вынуждены привлекать сторонних людей.
— Читала, что Анна Михалкова стала одним из инвесторов “России 88”. Интересно: дочь “придворного” кинорежиссера участвует в проекте, который впоследствии попал в немилость властей.
— А вы знаете, она сама снимала фильмы, из которых отнюдь не все по нраву Никите Сергеевичу. Если честно, я уже не помню, как она появилась среди инвесторов. Мы просто давали знакомым посмотреть диск с уже готовым материалом. Он попал ей в руки, понравилось, и она решила помочь. Наши отношения потом продолжились — Аня снялась в картине “Гоп-стоп”. Кстати, кажется, даже бесплатно. Я вот не помню, заплатили мы ей $100 за съемочный день? По-моему, она отказалась от гонорара. Вы же понимаете, что эта актриса стоит дороже, для нее это не деньги.
— Мне говорили некоторые московские продюсеры, что рентабельность кинокартины оценивается по трем критериям: продаваемая история, режиссер и актерский состав.
— Вранье! Прежде всего продюсеры смотрят, есть ли у проекта уже хоть какое-то финансирование. Если есть, только тогда под идею ищут остальные деньги. И уже никого не волнует качество сценария. Я знаю случаи, когда на конкурс подавали даже не сценарий, а только синопсис, фактически наброски. Мне это напоминает историю с одной моей курсовой работой, в которой я написал по теме только начало и выводы, а в середине была какая-то тарабарщина.
Никто так и не заметил ничего. Так вот, под этот сценарий был уже сформирован какой-то государственный бюджет. Вот в такой фильм инвесторы готовы вкладывать деньги, ведь государству, если фильм не окупится в итоге, ничего возвращать не надо. Имя режиссера тоже едва ли определяющий элемент в формуле окупаемости.
Я часто сталкивался с ситуацией, когда режиссера подбирали при уже готовом сценарии. Ко мне приходили и даже не спрашивали, что бы я хотел снять. В таких случаях у меня возникал вопрос: почему ко мне? Если мое видение и режиссерский вкус их не интересуют в принципе!
На актеров смотрят с точки зрения типажного попадания в художественный образ. И не учитывают, насколько неожиданно и парадоксально их можно задействовать в предложенной истории. В 90% случаев важна медийность. Некоторых продюсеров и инвесторов, наоборот, сейчас интересует антимедийность — никому не известные, не “заигранные” лица и фамилии.
— Как показала ваша практика с “Россией 88”, снимать остросоциальные картины не только нерентабельно, но и небезопасно. Читала, что даже на конспиративные квартиры вас приглашали, разговаривали.
— Было дело. Через газету, в которой было опубликовано мое интервью, меня нашел человек, представился президентом фонда помощи беспризорным детям. Очень настаивал на встрече. Место встречи очень напомнило конспиративную квартиру. Кино его не интересовало.
Говорили — причем больше он — о политике. Потом оказалось, что мой собеседник представляет совершенно другой фонд, который занимается вопросами противодействия терроризму, а не беспризорниками. Он показывал папки с какими-то проектами, но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это только имитация деятельности.
В конце разговора я окончательно убедился, что передо мной сотрудник органов. Потому что он говорил о своих связях с госорганами США, что-то вроде “Америка нам поможет”. И предлагал мне сделать заграничный паспорт, американскую визу. Причем немедленно, и я смогу легко улететь. Это было смешно. Потом я периодически сталкивался с сотрудниками ФСБ. Они были достаточно вежливы, корректны и говорили по делу. Никто меня не контролировал, не просил “сдать” друзей. А просто спокойно предлагали посмотреть кино и обсудить.
Было какое-то внимание со стороны разных структур.
— История повторилась с новым фильмом “Гоп-стоп”. Вы так и не смогли прокатать его в полной мере. Это отголоски “России 88”?
— Не знаю. Этот фильм должен был открывать кинофестиваль “Улыбнись, Россия” в 2010 г.,
но не сложилось. Говорят, был звонок “сверху”. Но с картиной “Гоп-стоп” мы поступили по-другому — устроили масштабный показ в регионах. Тем более что тема позволяла: ведь среда массового скопления гопников, не в обиду будет сказано, — именно провинция.
— Получается, герой нашего времени — гопник?
— Я полагаю, что так и есть. Хотя, знаете, лексику и замашки этой субкультуры используют не только гопники. В нашей истории про элиту и быдло элита часто поступает абсолютно по-гопнически.
Досье
Павел Бардин, режиссер
Родился: 10 октября 1975 г.
Образование: Московский государственный университет им.М.В.Ломоносова, факультет журналистики (1998 г.); Высшие курсы сценаристов и режиссеров, нлп курсы, мастерская Александра Митты (2000 г.).
Карьера: 1992-2000 г. — журналист информационно-аналитических телепрограмм каналов РТР, ТВ-6, НТВ; 2000-2002 гг. — шеф-редактор “Известия-Медиа”; 2003-2005 гг. — шеф-редактор программы “Сегодня в 22:00”, ток-шоу “Свобода слова” на НТВ; 2005-2006 г. — режиссер и креативный продюсер сериала “Клуб” на канале MTV; с 2006 г. — ведущий радиостанции “Эхо Москвы”; с 2009 г. — режиссер.
Награды: Первая премия фестиваля дебютных и студенческих фильмов “Святая Анна” — фильм “Герой” (1999 г.); приз за лучший сценарий VIII фестиваля “Киношок” — фильм “Гризли” (1999 г.); лауреат национальной PR-премии “Серебряный лучник” (2002 г.).избранная Фильмография: “Герой” (1999 г.), “Россия 88” (2009 г.), “Гоп-стоп” (2010 г.).