Где-то около двадцати лет тому назад букинистическими магазинами Луцка слонялся обычный украинский советский школьник. Кто из нас в таком возрасте не носил сэкономленные на школьных завтраках деньги в особенное для каждого место, где торгуют мечтой?
Мечты мальчишки назывались Папуа-Нова Гвинея и были куплены вместе с двумя журналами «National Geographic» за 1974 и 1975 годы. Кто из сорванцов доинтернетовского периода не мечтал об островах южных морей, с преждевременной мудростью одновременно смирившись, что ближайший коралловый риф не намного доступнее чем обратная сторона Луны? Наш букинист, по-видимому, все-таки не был обычным украинским советским школьником. И не потому, что стал одним из самых успешных украинских кинооператоров и фотохудожников Сергеем Михальчуком, а потому, что сумел все-таки нырнуть у воды своей «Dark side of the Moon». Утоплена Сергеем на шестисот метровой глубине возле тихоокеанского острова Сипадан камера — словно продолжение абонемента, первый взнос за который был сделан в луцком склепе подержанной литературы.
Сергей Михальчук — оператор семи полнометражных лент, около пятнадцать документальных и короткометражных фильмов, многих телепроектов. С детства мечтал снимать жестокие и реалистичные военные фильмы, с трепетом относился к украинской истории и ее героям. Стоит вспомнить только фильмы «Мамай» Олеся Санина (первый отечественный, что выдвигался на получение «Оскара»), «Любовник» (высшая операторская награда — «Серебряная раковина» — на фестивале в Сан-Себастьяни), «Мой возведенный брат Франкенштейн» и сериал «Закон» Валерия Тодоровского — и уже тянет на «бронзу». Из 1989-го в Киеве, девять лет в Москве, съемки в нескольких десятках стран мира. Последняя экзотика — участие в чемпионате мира по воздухоплаванию, который проходил летом в Австралии. Но.
— Для меня родной город — Луцк, — говорит Сергей. — Им он навсегда и останется. Как никогда не откажешься от родной матери, так и от города, который ты любишь. Просто хотел стать фотожурналистом, хотя уже снимал кино на «Волыньфильме». Во времена Союза был выбор: московский ВГИК или кинофакультет Института театрального искусства им. Карпенка-Карого. Когда попал в Лавру (именно там тогда находилось киноотделение), понял: хочу учиться именно здесь. Поступал на оператора игрового кино. На тот момент это было очень индивидуальное образование — учились только пять человек. С первого раза в силу каких-то причин (справедливых или несправедливых — сейчас трудно сказать) не поступил. Удалось в следующем году.
— В любой стране провинциалы едут завоевывать столицу. У каждого народа есть свое объяснение большей пробивной силы наглецов из околиц. Одно из них — сама жизнь вынуждает «варяг» более активно работать локтями.
— Не склоняюсь к этой точке зрения. Все очень индивидуально. Я никогда не работал локтями по отношению к друзьям и, тем более, к врагам. Все и так станет на свои места, когда ты намереваешься поступать абсолютно честно по отношению к профессии и к людям, которые тебя окружают. Человеческие взаимоотношения — в первую очередь! Поэтому очень не люблю тезис «Бизнес — и ничего личного»! Надо придерживаться определенных принципов, занимаясь любым делом, не говоря уже о такой жесткой профессии, как кино.
Сколько угодно пробивных киевлян и сколько угодно инфантильных приезжих в столицу. За ее пределами следует отбор — покидают родной дом те, кто хочет чего-то достичь.
— Когда украинское кино чего-то достигнет? Ведь после «Мамая» заговорили о начале его взлета...
— Я бы сказал, начало взлета маленького цыпленка, который только что вылупился.
— Почему же мы продолжаем пасти задних даже сравнительно с Россией?
— Я снял четыре русских полнометражных картины. Весь шоу-бизнес в России — это украинский шоу-бизнес, который эмигрировал.
— Так чего же вы...
— Я здесь — потому что мне нравится жить здесь. Нужно наладить свое фильмопроизводство. Мы устроили геноцид своему поколению! Старше все «вижидало момент» и дождалось, что совсем изменились технологии. А молодежь не научили. В России лелеют свой рынок -, чтобы свои были обеспечены работой. На меня там тоже косо смотрят! Мы должны делать свое кино: не равняться на Голливуд, а снимать кино. Разное кино. Чем больше художник, тем больше вариантом, — ведь каждый художник видит мир по-своему. В каждого своя «изюминка». Только любое кино — элитарное, массовое — надо делать авторским, профессионально, от души. Основное — не надо никого копировать. И если у тебя все нормально со вкусом и образованием, ты серьезно относишься к тому, что делаешь — зрителю интересно будет всегда.
— Вот и все (кроме денег, конечно), чего не хватает этому нашему «цыпленку»?
— Кино, как и любой другой вид творчества, это, в первую очередь, своего рода философия. Нужное определенное отношение к материалу, которым занимаешься, нужные люди, нужна правильная постановка дела, нужно уравновесить налоговую систему. Но ставить диагноз я бы все равно не осмелился. Я, в принципе, кроме кино и фотографии, ничем в жизни не занимался.
— А экстрим? Ведь для воздушных и подводных съемок вам пришлось стать аэронавтом и подводным пловцом!
— Экстрим — всего лишь навсего модное слово. Многие думают: раз он катается на горных лыжах или занимается сноубордингом, то делает чрезвычайно экстремальные вещи. Для человека, который целыми днями сидит за компьютером или занята на производстве, оно, может, и так. Как стиль, как направление в музыке. Я же не считаю, что это что-то чрезвычайное, поскольку занимаюсь спецэффектами — съемки с воздуха, съемки под водой — немного похоже на трюки в кино..
— Как в работе над клипом Русланы «Знаю я»?
— С Русланой я снимал также клип «Рождественские легенды», «Дикие танцы» на Евровидении, снимал ее гуцульский проект. Вне работы мы с ней просто дружим. Вот только встречаемся сейчас редко: у меня съемки, у нее — гастроли. Зато когда в Австралии узнали, что я — друг Русланы, отношение ко всей украинской команде изменилось кардинально.
— На человека с таким образом жизни просто обязаны «падать» приключения, о чем говорят даже пять профессиональных камер, которые вы потеряли за десять лет работы. «CITY LiFE» пока что «Не National Geographic», но все равно поделитесь.
— Когда что-то происходит в размеренной жизни, можно на чем-то сосредоточить свое внимание, запомнить. На съемках приключения настолько постоянные, что память стирает «лишние файлы»... Много путешествовал азиатскими странами, Африкой, Австралией, был на Северном полюсе. Европу не считаю и много там не снимаю.
— ???
— Мне не интересно. Европейцы — это люди, которых мне не очень интересно ни фотографировать, ни снимать для кино. А вот когда вы снимаете в арабских странах, каждый день что-то происходит! Постоянно придется убегать! На границе Турции и Ирана я едва сумел уклониться и все-таки получил здоровенной нагайкой по плечам!
— ???
— Просто фотографировал мужчину, его сына и трех его женщин. Они ехали на ишаке. В сердцах заставили осла стать дыбом! Но все равно пришлось оставить съемки... В Израиле во время шабаша нельзя снимать хасидов, особенно под Стеной Плача. Поэтому когда работаешь в подобных регионах, надо быть очень осторожным, осмотрительным и на полицию, и на местных жителей. Из места съемок ретироваться придется зачастую.
В Индийском океане круг Мозамбика как-то попали в восьмибальный шторм — из тех, которые не выдерживают океанские лайнеры. Ночь. Волна выше четвертого этажа. А мы были на паруснике, что аборигены строят уже полторы тысячи лет. Такой себе сосуд — десять метров длиной. Ломалось все.
Побережье Мозамбика и Южной Африки входит в двойку мест на Земле (вторым считается западное побережье Австралии), где больше всего в мире белых акул, которым человек из-под воды очень напоминает тюленя... Даже если после аварии удержаться на плаву — шансы минимальны... Парусник выдержал. Очень надежная конструкция, которую арабы, повторяю, занесли в те края полторы тысячи лет тому.
— После таких рассказов спрашивать, сопровождает ли вас в путешествиях семья, было бы слишком.
— Семья ожидает дома. Дочке восьмой год, жена работает в киевском театре «Браво», ведет программу «Здоровье» на УТ-1. Я же дома бываю редко: только за последний год — две полнометражных картины плюс куча мелких проектов.
— Когда будете на Волыни?
— Где-то через месяц. Так что дай, Боже, журналу «CITY LiFE» уверенного развития. Как знать, может, если бы в свое время в Луцке был такой журнал, я бы никуда и не поехал, а с удовольствием работал бы у вас фотокорреспондентом (смеется).
Так закончилась наша встреча в кофейне на Майдане независимости с Сергеем Михальчуком. Тем, чем для Александра Довженко вся жизнь была Сосница на черниговщине, для Сергея навсегда осталось село деда и бабушки Острожец под Луцком, сам Луцк, замок Любарта. Замок (когда тот был, как говорит сам Михальчук, «не настолько цивилизованным, более фактурным, кинематографическим»), который они с Олесем Саниным (оператор с режиссером объединяет почти тридцатилетняя дружба) излазили еще в детстве, пытаясь проникнуть в катакомбы. Разговор закончился, потому что пришел Олесь Санин и забрал Сергея Михальчука. По-видимому, эти школьники 70-х еще не все мечты претворили в жизнь.