Любовь Маркевич представляет Украину в Чикаго

Люба Маркевич всю жизнь прожила в США, но сейчас все чаще приезжает в Украину. Говорит, ей здесь удобно и с большим удовольствием могла бы тут поселиться. Поэтому и ищет для себя работу, благодаря которой была бы полезной для Украины,

- преподает тонкости перевода для студентов в ЛНУ, Политехническом и гимназии Стуса. Как куратор Украинского института модерного искусства в Чикаго, ищет интересных украинских художников, которым организует выставки в Америке. Как фотохудожник - пропагандирует Украину, освещая самые известные для Запада темы, - Чернобыль и Голодомор. И при этом остается любящей мамочкой, бабушкой и директором «Родной школы» в Чикаго.

Об институте

– Как и когда все начиналось?

– Украинский институт модерного искусства в Чикаго учредил 1971 году Ахил Хрептовский, Василий Качуровский - многолетний куратор, Михаил Урбан и Константин Милонедис.

Началось с того, что сняли один этаж для того, чтобы демонстрировать украинской диаспоре наше искусство. Но увидели, что нет места на новое модерное молодое не только занятие живописью, но и инсталляцию, литературу, музыку. И мы наняли второй этаж, а в конечном итоге одолжили большие средства и купили все помещение. Потом купили еще два дома. Теперь у нас есть целый комплекс из трех зданий.

– Откуда деньги?

– Я это называю профессиональные попрошайки. Мы постоянно просим деньги, а сами работаем бесплатно. Вообще культурно-просветительская церковная система в диаспоре построена на волонтерах. К примеру, у нас платными являются только две ключевых должности - куратор и администратор, и то последние два года. В Национальном музее в Чикаго - оплачиваемые только директор и секретарь.

Также работаем с грантами. Мы их постоянно подаем и обслуживаем. 17 страниц обоснования, потом еще 22 страницы - отчет за каждый цент.

Проводим аукционы, где зарабатываем для своей деятельности. Порой также и для авторов.

Нередко получаем помощь от меценатов. Большую помощь, которую мы использовали для обустройства и ремонта выставочных помещений, нам предоставили Антоновичи. Есть и более мелкие вклады, а также собрания во время приемов и выставок.

– Как выглядит Институт сейчас?

– У нас есть зал для выставок из нашей коллекции, в которой уже свыше 1000 экспонатов. Выставка меняется раз в полгода. Отдельно имеем библиотеку, архив и мастерскую. Есть экспозиционный зал для разных собраний, которые проходят 5-6 раз в год. Где-то половина из них представляет украинское искусство или отдельных художников.

Существует комитет, который отбирает материал для выставок и планирует их. Комитет и решает, или художник достоин отдельной выставки, или он подпадает под определенную концепцию групповой экспозиции. И идет речь не только об украинцах - у нас происходят выставки и известных американских художников, и начинающих, которые, в конечном итоге, становятся знаменитыми.

Для художников мы предоставляем только экспозиционную площадь и помощь при размещении. Все финансовые расходы, связанные с доставкой и вывозом произведений, они должны взять на себя.

– То есть, нет не только центра диаспоры, но и художественного американского учреждения...

– Да, наш Институт входит в структуру американской художественной среды. Мы имеем афиши и объявления во всех специализированных изданиях. Имеем рекламу наших выставок и их художественную оценку так же, как любая американская галерея. Могу похвастаться, что выставки у нас считаются престижными, потому что собирают большое количество посетителей. А это основной критерий качества работы. На наши экспозиции, уже как Института, также учитывают искусствоведы и критика. А это является не менее ценным для нас. Также сотрудничаем с разными национальными культурными центрами в Америке, например литовским или польским, и делаем с ними разные художественные проекты.

– Все же основной для Института является пропаганда модерного украинского искусства. Какие состоялись выставки и какие художники из Украины были у вас представлены?

– Первая украинская выставка называлась «От Львова до Чикаго» и демонстрировала она творчество Ореста Скопа, Сергея Михновского и Тараса Боровика, потом был Николай Журавель из Киева. Последняя выставка - это представление модерного искусства Украины от независимости и до сих пор. На ней выставлены Сергей Михновский, Роман Романишин, Сергей Савченко, Николай Журавель, Александр Дубовик, Оксана Стратийчук и Екатерина Свиргуненко - художники из Львова, Киева и Одессы. Продвижение выставки было во всех художественных изданиях Америки. На открытии были много как украинцев, так и американцев. Также она была фоном наших многих других мероприятий. Выставка вызывала интерес как относительно искусства в Украине, так и относительно самого государства.

Мы с радостью делали бы больше таких выставок, но проблема в финансовой части, поскольку все расходы на доставку картин, их страховку и возвращение назад берет на себя художник. Все остальные - то есть наше дело. Продвижение, монтаж, вернисаж, каталог и продажа.

– А какие украинские проекты запланированы в ближайшее время?

– Мы готовим выставку украинского текстиля и стекла. Но уже вскоре, 4 октября, откроется выставка Геноцид. Ее центром будет тема Голодомора. Наша концепция такая: если бы мы демонстрировали только его, то американское общество отозвалось бы слабо, а так мы дали клич среди других народов, которые испытали террор, и таким образом сделали выставку шире. Таким образом мы привлекаем больше посетителей, а заодно демонстрируем миру Голодомор как одно из самых страшных преступлений в истории человечества.

Выставка будет не только художественным проектом, но и образовательным, потому что ее посещение включено в школьную программу чикажских старшеклассников.

Также у меня есть желание привезти молодых украинских художников из Америки в Украину.

– Какую еще деятельность, кроме художественной, осуществляет Институт?

– Литературную, музыкальную и образовательную. Литература у нас представлена тоже не только украинцами - хотя в большинстве это есть украинские авторы или англоязычные украинцы - однако есть и американские проекты. Относительно музыки, то нередко у нас бывают вечера национальной музыки и песни, но много мы имеем и модерных американских исполнителей.

Образовательную деятельность мы проводим как на уровне воскресных школ, так и для американских старшеклассников, которые интересуются модерным искусством. Как это будет в случае с Геноцидом.

Таким образом мы пытаемся удерживать баланс между нашим национальным корнем и потребностями американского общества, что у нас хорошо выходит.

– Есть ли у вас сотрудничество с государством Украина?

– Лет восемь тому назад у нас с Министерством культуры была выставка украинских художников двадцатых годов ХХ века. И это теперь единственная наша общая акция. Основной преградой с обеих сторон являются деньги. Украина их не имеет, а мы также - разве бы хотели ходить по меценатам.

– Известен ли ваш Институт в художественных кругах Украины?

– Думаю, что не очень, кроме разве тех художников, которые участвовали в наших выставках и их среды. Еще о нас могут знать те, которые интересуются модерным искусством в США. А так, должны с сожалением признать - нас в Украине практически не знают.

О пути в Америку

– Почему ваша семья оказалась в Америке?

– Мои родители из Львова. Когда пришли немцы, то мы оставили город и перебрались в Подзверинце под Комарно к родственникам. Оттуда не было возможности вернуться во Львов, потому что был уничтожен путь. Мы поехали в Польшу, а впоследствии скитались по Европе, зная, что возвращаться под советскую власть опасно. Так мы очутились во французской зоне оккупации на территории Германии. Эти лагеря для перемещенных лиц, это была целая Украина. Буквально через две недели после поселения украинцы здесь начинали активную общественную и культурную жизнь: театры, кружки, «Просвещения». Но условий для полноценной жизни и работы здесь не было. Питались сухими продуктами, мясо, молоко и яйца можно было получить только за золото. И тогда многие направили свой взгляд за океан, в Америку и Австралию. Первой возможностью выехать были квоты, которые существовали в каждом лагере, но это были единицы. Другие искали родственников из предыдущих волн эмиграции. И третьим шансом было получить средства на переезд от специально созданных помогательных комитетов за океаном, которые существовали при церковных общинах и «Красном кресте», благодаря которому посчастливилось выехать и нам. Вспоминаю, что были также и американцы, которые, финансируя переезд, таким образом набирали себе рабочих. Когда мы приехали, то в Чикаго уже существовало украинское общество с церквями, школами и своей традицией.

Во Львове мы проживали на Крупярской, 17 возле Кайзервальда, где родители имели половину хаты. Моя дочь ходила туда смотреть, но я не решилась.

Отец был бухгалтером и учился в Политехническом на ветеринара.

– Как сложилась ваша жизнь в эмиграции и возвращение в Украину?

– Когда мы выехали - мне было 5 лет. Родители упаковали один чемодан, а другой рукой вели ребенка. Никто особенно не собирался, потому что все верили в то, что вернутся вскоре. Но не так случилось.

Когда я в 1992 году впервые приехала во Львов, не чувствовала себя чужестранкой, потому что о городе слышала ежедневно. Родители вспоминали о нем непрерывно, поэтому названия улиц, музеи и театры уже жили в моем воображении. И до сих пор я вижу город своими глазами и воспоминаниями родителей. Нередко мне выдается, что поверну за угол - и там встречу своих мамочку и папочку.

Я работала учителем в школе по изучению иностранных языков в Чикаго, где преподавала мировую историю и литературу. Три года я уже на пенсии. Но отдыхать некогда, потому что меня избрали директором школы украиноведения в Чикаго. В эту школу ходит и моя внучка, которая свободно разговаривает на украинском и вскоре приедет ко мне сюда. Когда мои дети ходили в эту школу, то в ней было 1500 детей. Сейчас в моей школе 250 учеников, но есть еще четыре подобных школы в Чикаго. И это лучше, потому что дети не должны долго ехать - они и так учатся по субботам, тогда когда их американские коллеги отдыхают. Сейчас в тех школах учатся как внучки нашей волны, так и те, которые приехали, как мы шутим, в период независимости. Нередко родители последних мигрантов отказываются давать своих детей в эти школы - они умеют и писать, и читать, и знают историю-культуру, но через несколько лет все-таки записывают на учебу, потому что дети слишком быстро ассимилируются.

Мои родители свято верили, что Украина станет независимой. Их чемоданы всегда были готовы к возвращению. Мы молодежь были более мудрыми и говорили, что это невозможно. Много из старших украинцев имели уже по 70-80 годы, но дождалась таки независимость.

Об искусстве в Украине

– Какая ваша оценка художественного процесса в Украине?

– Вижу, что украинские художники находятся в развитии и поисках. Также есть много андеграунд как поиск. В Америке это случается нечасто - молодые художники, ухватив какую-то идею, нередко работают с ней до смерти. Здесь иначе. Видно, что есть таланты, и они должны выбиться в художники со своим уникальным миропониманием. Больше всего молодой андеграунд я вижу в Харькове. Львов и Киев представлены хорошей школой, но и поисками также. Что их выделяет, то это то, что в столице очень высокий уровень конкуренции, даже враждебности. Художники критикуют друг друга не ходят на выставки. Во Львове этого нет. Наверное потому, что все выходцы с одной художественной среды.

– Вы также занимаетесь и фотороботами?

– 10 лет назад я занялась фотографией. Начала с Чернобыля в Украинском музее и в подземной галерее в Чикаго и из Голодомора в Чикажском культурном центре.

В одном из престижных местных ресторанов есть моя выставка «Кафейки Львова».

Моя выставка о Чернобыле была также и во Дворце искусств. Особенно поражающим вышло фото, где в пустом школьном классе на учительском столе лежит развернутый журнал с фамилиями детей, их оценками - забытый, оставленный, как и все прошлое людей из Чернобыльской зоны. Для меня Чернобыль и Припять как города-курорты, куда хочется возвращаться. Эти дома я постоянно посещаю, как знакомых людей. Это место, где, с одной стороны, природа израненная, а из другой - здесь она может делать, что хочет. Запомнился мне также визит в село Опачач, где проживают 12 бабушек с коровой, котами и огородом. Они все выращивают для себя и даже ловят рыбу. В самом Чернобыле также живут где-то 300 человек. Живут, будто по джентльменскому соглашению. Власть не замечает их, а они не мешают ей.

Сейчас моей мечтой является выставка «Чикаго-Львов» - презентовать свой фотовзгляд на эти два родных для меня города и выставить его - Чикаго во Львове и наоборот.

– Что вас тянет во Львов?

– Все очень просто. У меня здесь близкие, моя семья: двоюродные сестра и брат. Здесь я преподаю в университете и гимназии, здесь интересное искусство. А теперь здесь у меня много друзей и учеников. И я вижу Львов и Украину совсем по-другому, чем мои знакомые в США. Они раз в никогда приедут сюда групповым туром или наведаются к родственникам, которые не выпускают их из-за стола и не способны познать Украину. Когда я им начинаю рассказывать или убеждать, они воспринимают меня как варварку, ведь они здесь были и имеют свое впечатление. А мое основное убеждение - я полностью легко могла бы здесь жить. Они воспринимают Украину через ум и свою идеализирующую любовь, а я - эмоционально и практически. Я здесь как во втором родном доме. Мне здесь выгодно, меня здесь знают. Я могу свободно общаться, понимать, шутить и плакать по всей Украине. Я Украинка.