
— В детстве я мечтала стать полковником Знаменским, который, кроме того, лечит животных и поет, как София Ротару. Так или иначе все мои детские мечты осуществились. Я закончила юридический факультет Киевского университета им. Т.Г. Шевченко и Центральный европейский университет. Правда, я не пошла работать в следственные органы, как славный полковник, а стала адвокатом.
Но следственные функции не давали мне покой, потому — согласилась на почетное предложение стать гражданским прокурором, возглавить украинское отделение международной антикоррупционной организации Transparency International. Пою из самого рождения, и говорят, что очень неплохо. В детстве научилась лечить животных, которые являются очень полезным приобретением, потому что в настоящий момент могу оказать помощь как своим собакам, так и животным своих друзей. Красивыми чертами своего характера считаю позитивное восприятие людей, заинтересованность людьми и жизнью, чувство юмора. Отрицательными чертами — некоторую несобранность, лень и цинизм.
— Что вас побуждало к написанию роману: случай самореализоваться, обещанная денежная награда, внутренний графоман?
— Как-то сидела и думала о том, что меня лично мало что интересует из современной украинской литературы. К тому же украинский язык не есть для меня родной и я имело на то время читала украинской литературы. Но, однако, сделала вывод, что книжек, которые бы меня заинтриговали, заставили ли читать по украински — маловато. Тогда я услышала рекламу на «1+1» о конкурсе «Коронация слова». Кстати, там не шла речь о денежных премиях, говорили только, что это конкурс романов и киносценариев и предупредили, что крайний срок подачи текста — 31 декабря 2002 года.
«О!» — молвила себе. — Ты же немного умеешь писать? То вместо того, чтобы скулить, что нет интересной литературы, возьми и напиши что-то сама». На следующий день уже были написаны три новеллы, которые знаменовали рождение текста «Игрушки из плоти и крови».
— Как относитесь к тезису: если можешь не писать — не пиши?
— Мне более импонирует тезис: «Если умеешь писать — пиши», и «если есть что сказать — говори». Но каждый решает это сам для себя.
— Способны ли вы самокритично оценить собственное произведение?
— Я вообще способна самокритично относиться к себе. Если человек не умеет самокритично себя оценить, то и к собственной работе, творчеству она критически не отнесется. Как по мне, если человек, которому уже за тридцать, не способен воспринимать себя менее более объективно, то она все время будет находиться в мире иллюзий. Когда сначала ей это будет приятно, то дальше она будет все более чувствовать холод реальной жизни. Любая мать, которая безумно любит своего ребенка, все равно так или иначе понимает, что ее ребенок не наилучший в мире. И мать любит ребенка не за ее исключительность. Ребенок не чистит утром зубы, опаздывает к школе, хамить бабушке, отрывает у мухи крыльца, и однако иметь ее любит. То же касается текстов. Ты его любишь, потому что сам это написал. Но это не значит не замечать, что он, скажем, неглубокий, что его воспринимают далеко не все люди, что за формой он не дотягивает до «раману», что у него крайне оптимистичный конец и тому подобное. Но кто и в какой способ может оценить объективность моего ответа?
— В каком разе возникают больше сомнений в искренности собеседника: когда ваше произведение критикуют, когда ли его хвалят? Способны ли вы отличить искренность от лжи и почему отдаете преимущество?
— Если ты хоть немного разбираешься в людях, то можешь отличить критику от завистей, подхалимаж от захвата. Но я должен отметить то, что оценивать степень искренности или лжи в другом человеке — мотовство. Дай боже с собой разобраться. Впрочем мне подарены такие друзья и близкие, что я не имею никаких сомнений относительно их искренности. Относительно читателей, писателей, журналистов, критиков, то их дело хвалить или критиковать. Они имеют на это право, как и любой другой человек. Мне же вполне достаточно собственного восприятия произведения. Все, что я хотела донести до читателей, я уже донесла. Восприятие произведения посторонними людьми — очень сложный вопрос, который аж так замешен на субъективных критериях, что мне не хотелось бы в это погружаться.
— Что для вас более важное: мировая слава или правдивое понимание и уважение небольшого количества читателей?
— Важным для меня является писание, создание текстов. Все другое — производное. Будет мировая слава — хорошо, кто же откажется, хотя статистика свидетельствует, что далеко не каждый человек готов к испытанию славой. Не будет — тоже ничего плохого, будет что-то другое, может и интереснее. Будет понимание и уважение читателя — хорошо, если же я не дотягиваю до понимания или читатели не способны или не желают меня понимать — ничего. В конце концов, все эти вопросы тоже так или иначе устроятся и решатся. В жизни существуют значительно более важные вещи: тепло близких, любовь, уважение, честь, первая улыбка ребенка, взаимопонимания, бокал налитого тобой вина в руках любимого человека. Главное, чтобы рядом был хотя бы один человек, способный тебя понимать. Если она есть — все другое не имеет решающего значения.
— Много ли вы читаете и какую именно литературу?
— С детства я читаю все. От этикетки на освежителях воздуха в туалете к толстенному тому японского лирика Кавабати. Я люблю разную литературу. Нравится ироническая и сарказм американских и английских писателей, в частности Ивлина Во, Томаса Стопарда, Т.Корагессан Бойла, Пелама Г.Вудхауса, Криса Бакли; люблю чувственность и особенное восприятие жизни и любовь французских и испанских писателей — Хавъе Мариаса, Романа Гарри, Жоржи Амаду, Марселя Еме, Кортасара, Маркеса, Зое Вальдес; наслаждаюсь наивностью и замечательным пониманиемпсихологии подростков в романах скандинавских писателей — Ерленда Лу и Туве Яссона. Если бы я перечислила всех, это заняло бы очень много страниц. В настоящий момент я открываю для себя современную украинскую литературу. Тараса Прохаска, Любка Дереша, Марины Медниковой, Светланы Поваляевой, Сергея Жадана, Софии Андрухович и многих других.
— Не досадно ли было делить первое место на «Коронации...»?
— Мне немного странно слышать такие вопросы. Это одинаково, если бы Плевако (известный русский адвокат) разделил бы литературную премию с каким-то профессиональным писателем, и у него спросили бы: «Вас ли, пане Плевако, не подбрасывает, не скручивает временами от того, что ВАС вот поставили вместе с профессиональным писателем?» Можно спросить в госпожи Марины, не удивляет ли ее, что первое место с ней разделил человек далекая от литературно-филологических кругов. Как по мне, с этим вопросом лучше обратиться к жюри, может, кто-то и скажет правду.
— Для вас качество языка, что ею написано литературное произведение, важная или считаетесь лишь с содержанием?
— Некоторые тексты меня очаровывают именно языком. Я очень люблю украинский язык, потому, когда читаю какой-то текст, где так и излучают, так и играют слова, я получаю такое эстетское удовольствие, которое даже не считается с содержанием. А некоторые тексты так захватывают содержанием, юмором, легкостью и глубиной, которая уже не обращаешь внимания на языковые эквилибрисы. Я жалею, что не в совершенстве знаю язык. Но, кажется, начинаю ее чувствовать, и надеюсь, что это положительно отразится на моих будущих произведениях.
— Поговаривают, по «Игрушкам...» крепко «прошелся» Василий Шкляр яко редактор. Какие чувства вызывало у вас его редактирование: роман выиграл от этого, лучше ли бы пусть оставалось все, как было?— Это могли бы оценить только люди, которые имели возможность читать мой роман по крайней мере дважды: в неотредактированном и в отредактированном виде. Радуюсь, что такие люди есть.
Впрочем хочу заметить, что с Василием Шклярем мне работалось замечательно. Возможно, потому что, как и он, я за знаком зодиака — Близнецы, потому нас соединяют юмор и легкость. Лишь то, что профессиональный писатель, произведения которого мне нравятся, сам заявил о своем желании редактировать мой текст, не может не радовать. С текстом он повелся очень деликатно, убрал руссизмы (каких, кстати, было меньше, чем я надеялась). Господин Василий не зацепил смысловую часть произведения, текст остался неизменным. Есть, правда, одна тайна. Он заметил очень интересный исторический «плюм», о котором я вам не скажу из естественной капризности. К тому же, мне не хватило умению выкрутиться из этой ситуации.