Имя этого странного мужчины — Остап Киндрачук. В этом году ему исполнится семьдесят лет. Восемь лет тому назад на улицах Львова казака с бандурой увидел поляк, который оказался директором международного фестиваля «Bus ker bus» во Вроцлаве, и пригласил туда нашего талантливого бандуриста.
В этом году он поедет на фестиваль уже в восьмой раз.
Жители Львова наизусть знают репертуар бандуриста, потому что именно сюда мужчина приезжает чаще всего. Хотя играет не только здесь — осенью его можно увидеть в Одессе, Киеве, зимой — в Крыму, Кишиневе. Во Львове думают, что он львовянин, в Одессе — что одессит, в Киеве — что киевлянин. А седой казак только улыбается: в первую очередь он — украинец.
— Родился я на Ивано-Франкивщине, — рассказывает он. — А родители были обычными крестьянами-земледельцами, имели свой кусок поля, работали в поте лица. Помню самое яркое воспоминание с детства: моего отца забрали в Красную Армию, дали в руки автомат. А потом началось повстанческое движение: комуняки вывозили людей в Сибирь, а повстанцы нападали на железнодорожную станцию и пытались их отбить. Иногда удавалось, иногда — нет. Отряд повстанцев мой отец прятал в собственном доме. Вспоминаю, как-то под Рождество, когда я еще был маленьким, отец пригласил всех на Святой вечер. В комнату зашли около десяти повстанцев. Они были с гранатами и пулеметами, а я, маленький, теми гранатами игрался. Повстанцы брали меня на колени, говорили: «Вот добудем в борьбе нашу Украину, построим для тебя, райское государство». И пели колядки... Но не суждено было построить им райскую Украину, как мечталось...
А позже начали записывать людей в колхозы. Однажды всех крестьян загнали в сельсовет, говорили: или записываетесь в колхозы, или вагонами едете в Сибирь. Мой отец там трое суток мучался: что делать? Когда вернулся, то его душило рыдание, что продал свою волю — записался в колхоз, как и большинство людей. А более богатых людей, кулаков, в вагонах повезли в Сибирь. Вывезли и красавицу Мартусю, в которую был влюбленный весь наш класс, в том числе и я. Она была дочкой крестьян, что своим трудом стали богатыми. Ее с семьей и другими кулаками вывезли...
Дальше бандурист рассказывает, что когда закончил школу, то начал учиться на тракториста. Со свидетельством тракториста его вместе с другими студентами завезли на практику в Казахстан.
— Я с радостью поехал туда. Думаю, ближе к моей Мартуси. Но в Казахстане меня выбрали командиром молодежного общества, дали коня, на котором я отъездил два года. Да и забывать понемногу начал, куда собирался, потому что жизнь втянула в свой коловорот. Вот так и вышло, что свою первую любовь я променял на коня. Казак. Что здесь скажешь? В 1956 году в Казахстане я повредил два пальца, и меня отправили в Ялту на лечение. Приехал туда и подумал: «Боже! Но это же кусочек рая на земле! Зачем мне тот Казахстан»? Да и остался! Родил я там себе двух сыновей, дочку, восемь внуков и двух правнуков! Теперь несколько Киндрачуков живет в Ялте! — смеется мужчина бандурист.
Бандурист вспоминает, что впоследствии в Ялту приехал Алексей Ниркло, идейный музыкант, которого при Сталине за игру на бандуре и песне о Мазепе заключили в тюрьму на 25 лет как буржуазного националиста. Когда же за Хрущева его выпустили, то он взялся за старое, организовал в Ялте капеллу бандуристов, и в эту капеллу и попал Остап Киндрачук. До того он не умел играть на бандуре, а только напевал думы и казацкие песни.
— Я уже был женат, была маленькая дочка Олеся, — вспоминает казак. — Как-то вышел пива попить, иду по городу и вдруг слышу звуки бандуры. В тот же момент ожил в моей памяти 1943 год, Шевченковский вечер в родном городе, когда меня одели в нищенскую рвань поводырем и пригласили настоящего слепого кобзаря. Помню, словно сейчас: я его вывел на сцену, поставил ему стул. Когда тот слепой старец начал играть на бандуре, люди то плакали, то смеялись, в зависимости от песни. Я смотрел на все это широкими глазами, чувствовал и себя причастным к нему. И именно тогда в мою детскую душу запало это благодатное зерно.