Сегодня нашим героем стал львовский художник Евгений Безниско. Вместе с сыном Яремой Безниском и архитектором Василием Каменщиком они являются авторами открытого на Маковке памятного мемориала.
Евгений Безниско создал мощную «Франкиану» — порядка двухсот проницательных графических иллюстраций к произведениям И. Франко, а кроме этого иллюстрации — к произведениям Шевченко, Леси Украинки, Стефаника, Гончара и других авторов. А еще — немало работ, выполненных в технике масла и пастели. Работы очень качественные, поэтому сегодня они есть не только в частных сборниках, но и в музеях Украины, США, Канады, Аргентины и Франции.
И важнейшее: Евгений Безниско и его первая жена Теодозия Бриж (с которой художник прожил более сорока лет вплоть до ее смерти и с которой реализовал немало высокохудожественных масштабных проектов) — известных на всю Украину скульпторов, что были знаковыми фигурами для поколения шестидесятников. Об их мастерской в центре Львова, которая сегодня так и называется Мемориальная мастерская Теодозии Бриж, ходили легенды. Долгое время считалось, что кто из художников приезжал во Львов, а в этой мастерской не был, Львов так и не видел.
Сегодня, к сожалению, это потеряно. Я согласен, что бедность действительно страшная вещь, но не верю, что художнику — даже ободранному и голодному — нечего сказать своим забитым соотечественникам. Когда человек концентрируется только на себе и только жалуется, то это уже «конец».
— Считается, что до пятидесяти лет о нас заботится Бог, а потом отпускает нас в собственное плавание. Вы почувствовали, что в последние «надцать» лет что-то в вашей жизни кардинально изменилось?
— Особенно ничего не изменилось, только несколько лет назад не стало Теодозии или, как мы ее называли, Фаны Бриж. В эту мастерскую я пришел в 58-ом. Жена была старше меня на девять лет, но это не вредило нам счастливо жить вместе 41 год, чувствовать взаимный комфорт и во взглядах, и в идеях, реализовывать общие проекты.
То есть время — это условность, на которую лично я редко учитываю. Другое дело, что когда оглядываешься, то ой-ой сколько всего произошло, и бывает страшно, что в отпущенный тебе возраст можешь не успеть чего-то сделать, не договорить, недолюбить. Оставлен ли сам на сам, то нет. Моя вторая жена Леся стала для меня той духовной опорой, которой мне так недоставало после смерти Фаны. Я абсолютно убежден, что с детства меня кто-то направляет. Буквально слышу над собой какое-то покровительство, которое направляет меня в ту или другую сторону и всегда на хорошую, хотя сам до этого времени никогда не задумывался, являюсь ли я глубоко верующим мужчиной. Кто для меня Христос? Прежде всего великий человек, а потом Бог. А когда пришло время подводить итоги того, что сделал, оказалось, что девяносто процентов всех моих работ — на религиозную тему: те же двенадцать поэм Ивана Франко, которые я проиллюстрировал.
— Кстати, о Франко. Почти сорок лет, вы еще работали над офортами и линоритами по мотивам его произведений. С чего все началось и чем мотивируется ваша огромная любовь к франкиане?
— К Ивану Франко я относился уважительно с детства. Его чем больше читаешь, тем больше он тебя удивляет. А я ужасно люблю людей, которые удивляют и в которых можно чему-то научиться. У меня хорошая врожденная память, и много поэзий и поэм И. Франко я могу цитировать с любой строки. С этим даже была связана интересная история. В середине 60-х годов львовские творцы сплотились и специально заказанным автобусом поехали по местам Франко. В автобусе мастер современной исторической прозы Роман Иваничук, который славился еще и тем, что знал наизусть всего «Моисея». Но на первой или второй песне сбился. А я подхватил, и мы так и дочитали это произведение вместе. Возвращается ко мне Ирина Вильде, которая была крещенной мамой моего сына, и спрашивает: «откуда вы знаете эту поэму? Ведь в школе этого не проходят». Так я ее удивил, и самому от этого было приятно. А натолкнул меня на иллюстрирование И. Франко мой учитель, прекрасный художник и человек Леопольд Левицкий. Кстати, именно с «Моисея» началось для меня художественное осмысление произведений Франко. Картины художников того времени я знал наизусть, я изучал все мазки и штрихи Л. Левицкого, меня вдохновляла живопись как такова. Картина передает, в первую очередь, мир и виденье художника и несет в себе огромное смысловое начало и заряд энергии.
— Известно, что когда вы делали выставку с иллюстраций к «Моисею» в Национальном музее во Львове в 1969 году, Богдан Козак, в настоящее время народный артист Украины, прочитал «Пролог» к поэме, стоя на коленях. Говорят, это привело к достаточно большим неприятностям. Так ли это?
— Лично для меня особенных неприятностей тогда не было. Мы всегда были под колпаком, несколько раз ждали ареста. Я был на первом суде Вячеслава Черновола и даже по инициативе Лины Костенко втихаря вынес записи, какие мы там от руки сделали. А уже вечером эта запись передавала «враждебный» голос. Обыск у нас дома был — правда, без нас. Была изъятая литература, по которой жалею по этот день. В частности за книгами с персональными автографами Андрея Вознесенского, который всегда дарил мне свои новые издания, по старопечатным книгам и тому подобное... Вообще, думаю, очень мало найдете людей, которые бы не пострадали от той системы в тот или другой способ. Я родился в 37-ом году, как арестовали отца. Появившись на свет семимесячным с весом килограмм двести (многие долго удивлялись, как мне удалось выжить, — а я и сам не знаю), рос уже без отца, усилиями матери, у которой было нас пятеро, — один другого меньше. Но знаю, что даренную мне жизнь потратил не напрасно.
— А как считаете, много таких потерянных существуют вокруг, в частности среди творческих людей?
— Опять вспомню Иваничука. Он когда-то очень хорошо сказал: «Больше всего бойся середняка». Потому что середняк все захватил — от изобразительного искусства до театра, ему не выгодные действительно таланты, он их пытается оттеснить, диктует свое, и ему это удается. А поэтому середняку и судят о нас как о государстве, где во всех отраслях надо долго искать, пока найдешь что-то стоящее и интересное. А это же — неправда, которая действительно болит и которую хочется опровергнуть. Жизнью, собственными поступками, трудом. Считаю, что когда Бог дал тебе искру или еще что-то, — не жалей, поделись ими с людьми, и сам изменишься, станешь лучшим. И это не высокие слова — это кредо, в соответствии с которым пытаюсь заключать собственные будни.
— Свое время вы тратите на то, чтобы отдельные скульптурные проекты Теодозии Бриж довести до логического завершения. Что это — дань памяти дорогого для вас человека или осознание, что без этих скульптур художественный мир Украины будет неполным?
— И то, и другое. Теодозия Бриж была уникального таланта скульптором. Я со всей ответственностью утверждаю, что она была гением, которые на земле рождаются нечасто. Мы многое совместно задумывали и совместно над этим работали, например, пантеон на Маковке или памятник Юрию Котермаку в Дрогобыче, на открытии которого присутствовал Президент, и специалист Дмитрий Крвавич и дали высокую оценку, которая не имеет аналогов в Европе. Но это прежде всего талант жены — в настоящее время 23 памятника ее авторства стоят по всей Украине. И больше всего — на Волыни, начиная от очень оригинального мемориала жертвам фашизма (а точнее — 56 тысячам уничтоженных советских офицеров в пересылочном концлагере в Володимир-Волинском), который она делала вместе с Евгением Дзиндрой, и заканчивая бронзовыми фигурами персонажей «Лесной песни» в Колодяжному.
— Немало ее проектов, учитывая нехватку средств, так и не было воплощено. Поэтому сегодня я имею перед собой большее задание — установить на международной трассе под Сколивскими Бескидами наш памятник-некрополь князя Святослава (кстати, уже отлитый в бронзе) как окончательное утверждение о вековечном присутствии украинцев на этой земле и под этим небом. Для Фаны это было очень важно. По многим соображениям важно это и для всего народа. Когда-то Леопольд Левицкий сказал, что каждый художник имеет свою парафию. А в моей сегодня — дело этого некрополя определяющая...